— Так и есть. Думаю, что те, кто хорошо знал Анатолия, его опыт, не станут оспаривать его действия. По крайней мере для меня события выглядят более чем ясными.

— Больно, потому что те, кто знал Анатолия, были в курсе, каким ответственным человеком он был, и как внимателен к тренировкам и своей физической форме. Он начал работать в Mountain Maddness и объявил, что собирается подняться без кислорода. Это был известный факт и люди, с ним работавшие, верили в его подготовку и опыт. У него была невероятная физиология, не такая, как у большинства альпинистов, так что когда люди критикуют Анатолия за неиспользование кислорода, они, как правило, не принимают во внимание факты, информацию о его тренировках, опыте, физической форме. Плюс к тому, в день восхождения на вершину он нес с собой канистру кислорода и две другие были приготовлены на южной вершине на случай, если понадобятся ему, но они ему не понадобились. Так что был запасной план, на всякий случай. Больно слышать, как Анатолия критикуют за отказ от использования кислорода из-за всего этого.

С самого начала я вёл непрекращающуюся войну с Джоном Кракауэром. Я считаю, он – очень хороший писатель, и он был в странной ситуации, поскольку собирался писать о своем опыте на Эвересте, но в итоге не захотел выносить на суд общественности то, что происходило в его команде.

— Сказал, что нервничал. Он сам сказал, что переживал насчет того, чтобы писать об этом.
Потому что они его приняли как члена команды. Думаю, когда он сел, чтобы написать свою историю, он преуменьшил ее. А Джону был нужен злодей. Он – снова, это лишь моё мнение – он подумал, что Анатолий – русский, он уедет домой, а по-английски он не очень хорошо говорит…

— Именно. На самом деле во время нашего первого разговора после его статьи (в журнале Outside – прим. ред.) Джон сказал: «Я неохотно разговариваю с вами, потому что вы пишете книгу, а также потому, что вы юрист, верно?». Я не юрист.

— Не знаю. Я ответил, что я не юрист, но я веду расследования и пишу об этом…

— Будет лучше, если я немного вернусь назад. В ноябрь 1995 у нас была вечеринка, и я встретил Линду Уайли.

И она мне сказала: «Весной 1996 года я собираюсь в базовый лагерь Эвереста». Она рассказала, что в прошлом году встретила Анатолия Букреева, невероятного альпиниста, который хочет подняться на все восьмитысячники, а потом планирует открыть в Штатах школу альпинизма. Он пишет о восхождениях, правда, не для публикации, и фотографирует, но ему хочется однажды быть опубликованным. Правда, он беден, совсем, у него нет денег на приличный фотоаппарат. Ужин закончился и в течение нескольких следующих дней я думал…

Прежде, будучи в похожей ситуации, я хотел карьерного роста, хотел развиваться как писатель, но у меня не было денег, и ощущение было ужасное. Я жил тогда в Сантa-Фе, в Мексике, и я пошел в магазин фототехники и сказал: у вас есть хорошая профессиональная б/у камера? Спросил, нет ли у них Nikon или чего-то подобного… И я купил камеру, 10-20 катушек пленки и позвонил Линде. Я сказал ей: отвези их Анатолию, когда поедешь на Эверест. Я его никогда прежде не встречал, она уехала в экспедицию – и я совершенно забыл обо всём этом. Я не знал даты восхождения, и 10 мая 1996 встречался с другом выпить кофе. И я помню, он казался подавленным, и я спросил его, что случилось, а он ответил, что утром открыл новости и его хороший друг…альпинист… возможно, погиб на Эвересте. Я сказал: Ужасно! Как его звали? Он ответил: Скотт Фишер. Линда говорила «Анатолий»… Я ушел, позвонил Линде, и она сказала, что до сих пор не знает ничего, но информация печальная. Анатолий жив, Фишер погиб.

Через пару недель Анатолий приехал, чтобы восстановиться и тренироваться для следующей экспедиции, и вот, когда он приехал, Линда позвонила, сказала, что Анатолий хочет со мной встретиться и поблагодарить за фотоаппарат. Я приехал к ней – так мы встретились.

— Знаете, мы встретились, и Линда мне сказала: «Пресса названивает нам, они знают, что Анатолий здесь, и они звонят нам, но мне нужно идти на работу. (Она медсестра – Прим. авт.) А ты останься с Анатолием».

Он ничего не знал о журналистах и не представлял разницы между «New York Times» и «National Enquirer», это такая скандальная газета, и она сказала: «Я боюсь, что он угодит в неприятности». Она попросила помочь, и каждый день я приходил и отвечал на вопросы, на звонки прессы. И каждый день я спрашивал Анатолия, но он сам хотел рассказывать о пережитом на Эвересте. У него всё ещё были чёрные нос и кончики пальцев… и он был очень усталым, но по-прежнему, внутри себя он пытался понять, что же произошло, потому что у него был лишь его кусочек истории.

— Он не знал о Робе Холле, Энди Харрисе и Скотте Фишере. Так что мы начали общаться, поскольку ещё до встречи с Анатолием я занимался изучением печатных документов, писем, проводил интервью, а Анатолию хотелось разговаривать. В общем, я начал задавать вопросы в повседневном разговоре, а затем предложил их записывать, чтобы не забыть. Через три-четыре таких дня он сказал: «Я хочу написать книгу».

— Да. Мы поговорили с Линдой об этом. Анатолий хотел описать в книге свою жизнь, восхождения, Советский Союз, Казахстан, и Эверест стал бы лишь одной главой в конце книги. И я сказал: что ж, хорошо, это твоя идея, и я тебе помогу.

Через две-три недели после того, как мы приняли решение о сотрудничестве, появилась статья в Outside Magazine – я никому эту историю не рассказывал, вы будете первой. У нас был друг внутри редакции, она позвонила и сказала: «Джон закончил рукопись, и я думаю, вам стоит её увидеть». И мы согласились!

Она сделала нам копию. Рукопись оказалась у нас 4 июля, в США это праздник, день Независимости. У Линды была вечеринка: Анатолий, Линда, я, моя девушка и Мартин Адамс, он был клиентом в составе экспедиции «Горного безумия». И вот, при свете свечей мы с удивлением читали эту статью…

Я брал интервью у людей. Я брал интервью у преступников, убийц, лжецов, и у хороших людей тоже брал (смеется), и никогда – ни разу – я не думал, что Анатолий обманывает меня.

На следующий день я сказала Анатолию: Слушай, Джон Кракауэр очень популярен и его голос силен. Я боюсь за тебя, потому что если ты планируешь продолжать водить клиентов, если ты хочешь организовать школу альпинизма, если ты хочешь писать статьи, это может быть очень опасно. Но он был расстроен, и я настаивал, что ему необходимо бороться и защищать себя. В конце концов он согласился. Я сказал ему, что ни на йоту не верю критике Кракауэра, так как я общался как с Анатолием, так и с другими людьми. Но у меня тоже есть моя писательская репутация. Я не хочу писать PR-опус.

Сказал, что я собираюсь поездить, поговорить с другими участниками экспедиции. Не потому что я ему не доверяю, но потому что мне нужна целостная картина. И он ответил: «Да, все в порядке». Тогда я сказал, что мне просто нужно больше времени, а также услышать всё, что он рассказывал до того, как мы увидели статью. Так мы и решили писать книгу.

— Да. Я видел статью.

— Всё в порядке. Хороший журналист должен задавать вопросы. Прежде всего, это была идея Анатолия написать книгу. Я думаю, они оба (Линда и Анатолий – прим. ред.)ё неохотно изменили оригинальный план книги. Думаю, это важно, но я не форсировал. Мне кажется, это потрясающе, что Анатолий рассказывает свою часть истории. Не потому, что это принесет больше денег, честно говоря, я ведь знал, что у Кракауэра выходит книга, возможно, думал я, мы продадим несколько экземпляров, но все обернулось иначе. Мы не продали столько книг, как Джон, но продали много. По сей день я верю, что это было важным решением – написать книгу.

Изначально Анатолий думал: «Это моя репутация, мои способности, моя честность – они победят. Это не моя битва». Но если бы мы не боролись… думаю, репутации Анатолия в США был бы нанесён урон.

Интересно, что когда Анатолий решил, что хочет написать книгу, юрист подготовил контракт, чтобы я написал предложение издателям, и если бы те согласились, мы бы начали работу, и мне причиталось бы 25 %. Линда и Анатолий посмотрели соглашение и сказали: «Нет. 50 % – твои. Потому что Анатолий не говорит по-английски, и тебе приходится делать всю работу».

Думали ли мы с Анатолием, что мы можем сделать деньги на книге? Да, конечно, но моим изначальным мотивом было не дать Кракауэру сделать то, что он делал.

— Расскажу ещё историю, которую я рассказывал одному-двум близким друзьям, но не журналистам.

Одной из важнейших отправных точек для написания «Восхождения» были слова Анатолия о том, что у него было разрешение Скотта Фишера на спуск. Он это говорил. Сам Фишер умер, и подтвердить историю мы не можем, но Анатолий мне говорил, что разговаривал с Фишером выше «Ступени Хиллари». Они сверили время, договорились, он сказал: «Спускайся и будь готов на случай, если ты мне понадобишься!» И тот спустился. Но доказать это мы никак не можем.

— Верно.

— Да, знаю. Большая проблема заключалась в том, чтобы доказать историю Анатолия. И пока я писал книгу, я поехал в Сиэттл, Вашингтон, чтобы поговорить с женщиной по имени Джейн Бромет. Она была близкой подругой Скотта Фишера, а также журналистом. Тоже освещала эту историю. Я хотел поговорить с ней – совсем небольшое личное интервью о том, какая ситуация была в базовом лагере, только самое основное. Мы говорили пару часов, я уже собирался поблагодарить ее, и вдруг она говорит: «Есть кое-что, что, возможно, мне следует сказать вам, даже не знаю». Я сказал ей: «Слушайте, я всего лишь хочу рассказать, как всё было на самом деле. Что вы хотите мне рассказать?» Она не была уверена, рассказывать или нет, так как Джон Кракауэр – её друг.

Но в итоге я её убедил. И она сказала: «Понимаете, тут есть кое-что. В том, что Анатолий пошёл вниз во главе клиентов. Это был план».

Я сказал: «План? Что вы имеете в виду?». Она ответила: «Скотт Фишер сказал мне в лагере, что если будет риск того, что клиенты попадут в беду, то он отправит Анатолия во главе группы вниз».

И я сказал: «Так. Я только хочу убедиться, что правильно вас понимаю. До восхождения 10 мая вы говорили со Скоттом Фишером, и он вам сказал, что если вдруг с клиентами что-то случится, он отправит их вниз с Анатолием во главе? Все правильно?».

Она ответила: «Да, все правильно». И я спросил: «Хорошо, тогда другой вопрос. Мне известно, что Джон Кракауэр брал у вас интервью для своей статьи. Вы говорили ему это, когда он брал у вас интервью?» И она ответила: «Да, говорила». Так у меня появились свидетели того, что план такой существовал.

Вернувшись в Санта-Фе, я отправил факс в Outside Magazine с вопросом, знали ли они о том, что Кракауэр проигнорировал эту информацию, и о том, что необходимо сделать опровержение. Мне так и не ответили.
Зато два дня спустя мне позвонил Кракауэр, и кричал, что информация, которую я послал в Outside Magazine – это чушь собачья. Когда я повторил услышанную от Джейн историю, он ответил, что это ничего не доказывает.

Я упрекнул его в том, что он не просто высказал сомнение достоверности этих фактов, а просто их проигнорировал. Кракауэр на это мне ответил: «Только суньтесь со своей историей – у меня есть друзья, я вас уничтожу».

— Я рекомендовал ему подготовить его лучшее оружие. Но позже единственной его попыткой защититься было то, что он говорил, что это были только слова Анатолия.

19 лет спустя события, описанные в «Восхождении», всё ещё важны. Джон пытался цепляться, но ничего так и не доказал. Я горжусь этим. А вы знаете историю Бека Уитерза?

— Я вышел из документалистики, это была моя учеба, я не претендовал на то, что «Восхождение» – это вся история целиком, это не так, это лишь точка зрения Анатолия, так что мои суждения тоже имеют право на существование.

— Это правда. Анатолий погиб через шесть недель после выхода «Восхождения». Я думал, Джон хоть немного будет мучиться, скажет: Анатолий был хорошим парнем, может быть мне стоит…

Он не стал. Он, кажется, сказал: «Возможно, я был жестковат, но всё это – правда».

Интересно, что для нападок в мой адрес Кракауэр выбрал тему сокрытия фактов. Моя нынешняя жена (в ту пору ещё нет) консультировалась для меня с экспертом по вопросу использования кислорода. Эксперт ответил, что он бы не рекомендовал гиду подниматься без дополнительного кислорода, но не исключает другой точки зрения у остальных экспертов.

И вот, после того, как «Восхождение» было опубликовано, Джон написал где-то: «Люди должны знать, что научный консультант ДеУолта общался с экспертом, и тот сказал, что это было плохой идеей, но почему он не поместил этого в книге?» На это я ответил: «Причина, почему я не опубликовал этого в книге, в том, что, в основе своей, это ваша позиция. Но я считаю, мне следовало это сделать, поместить это в книгу. Потому что эксперт говорит: «Нет, я не думаю, что это хорошая идея, но есть другие люди, которые считают иначе. Другие эксперты».

Джон выбрал для нападения на меня сокрытие части сведений от публики, но не упомянул, что привёл цитату не полностью.

— Это было интересное путешествие, для меня это отличный повод приехать в Россию, потому что я не встречал прежде родственников Анатолия…. Здесь много альпинистов, которых я не встречал прежде. Но я чувствую себя так, как будто я закрываю книгу.

— Писать книгу с Анатолием было вызовом. Ему было нужно время, чтобы тренироваться, он хотел уехать, он участвовал в двух экспедициях, пока мы писали книгу. Мне требовалось много его времени. И знаете, у нас бывали разные моменты, но нам хотелось закончить книгу. Анатолий был одним из самых удивительных людей, кого я встречал. Я встречал многих героев, я знал множество отважных людей. Но я никогда не встречал человека, у которого было столько внутренней силы и цельности, как у Анатолия. И мне кажется, если он изменил меня… Возможно, он сделал меня более сложным человеком, поскольку я требую от других такой же цельности.

— Удивительно, но нет, потому что, опять-таки, я возвращаюсь к своему мотиву написать эту книгу. В «Восхождении», в американском его издании я упоминаю момент… Мы были уже на середине работы над книгой. Анатолий собирался на восхождение, мы приготовили хлеба, на столе лежали мои записи и он – как вот вы сейчас – пил чай. И он сказал: «Слушай, я хочу, чтобы ты кое-что что сделал, когда я уеду, набросал кое-что, кое о чём подумал…» Его английский был…Ладно, он был не столь хорош, а мой русский… Возможно, он не понимал меня. Я говорил медленно, и просто… Я сказал: «Когда ты уедешь, мне нужно сделать целый список вещей, чтобы, когда ты вернешься, мы были бы готовы». А он поправил: «Если я вернусь, я закончу. Если я не вернусь, то это должен сделать ты».

Вот о чём я думаю. Поэтому, когда его не стало, я воспринял нападки Кракауэра серьёзно. И я не хочу добавлять масла в огонь, но когда люди спрашивают, я отвечаю. Я хочу рассказать историю Анатолия, потому что его самого с нами нет.

Когда стало известно о выходе фильма «Эверест», я предложил продюсерам записи интервью с Анатолием, но ответа не последовало. Я также пытался связаться с Бальтазаром Кормакуром – режиссёром. А потом, просматривая фото со съёмок в интернете, я увидел съёмочную группу за столом, на котором в числе прочего лежала книга «Восхождение».

Фильм вышел какой уж вышел. Я никогда в жизни не видел, чтобы Анатолий играл на аккордеоне.

— Мы смотрели фильм в 3D IMAX, в первый же день. И я плакал. Плакал, потому что Анатолий был показан как положительный персонаж. И я отправил письмо одному из сценаристов, в котором написал, как глубоко я благодарен за то, как они написали образ Анатолия. И что его друзья также будут благодарны. И я подумал, что на этом, возможно, и всё. Но 3-4 дня спустя я получил письмо от одного из авторов: «Я не нахожу нужных слов, чтобы выразить признательность за ваше письмо, для меня много значит, что кто-то, кто знает о тех событиях, оценит работу, проделанную нами».